Бойня
Шериф Робинсон и помощник шерифа Майер из Гарден-Сити прибыли в дом Клаттеров незадолго до десяти утра. Они встретились возле дома с Ларри Хендриксом, 29-летним учителем английского языка, который жил с Кидвеллами, из дома которых были вызваны полицейские.
Хендрикс объяснил, что девочки видели в комнате Нэнси, хотя их описания были весьма расплывчатыми. Он также сказал, что он учитель Кеньона Клаттера, и попросил разрешения сопровождать полицейских в дом Клаттера.
Он знал Клаттеров и в случае неприятностей мог бы помочь.
Полицейские согласились. Втроем они прошли через кухню, Робинсон и Хендрикс поднялись наверх, где девочки нашли Нэнси Клаттер, а Майер стал осматривать нижние этажи. Учитель заметил, что оба полицейских сжимают рукоятки своих револьверов в кобурах, готовые к бою. Это его нервировало.
То, что они нашли внутри, будет преследовать их во сне долгие годы.
Наверху Робинсон и Ларри Хендрикс нашли комнату Нэнси Клаттер, стены и мебель которой были забрызганы кровью. Нэнси лежала на кровати лицом к стене, ее затылок отсутствовал. Это было похоже на выстрел из дробовика с очень близкого расстояния. Ее запястья были связаны за спиной, лодыжки были связаны чем-то вроде шнура от жалюзи. Судя по всему, Нэнси была убита до того как она легла спать, поскольку она была одета. Она была в халате, пижаме и тапочках. Так же не было никаких признаков сексуального домогательства.
Борясь с подступившей тошнотой, мужчины вернулись в коридор, боясь того, что, вероятно, ожидало их в других комнатах. Им предстояло обследовать весь дом и только дьявол знал, что у него в запасе.
Рука шерифа дрожала, теперь в ней был револьвер.
Следующая комната, через которую они прошли, принадлежала Кеньону. Его комната была пуста и в полном порядке, но Кеньона нигде не было видно. Там были только его очки, лежавшие на смятом и наполовину застеленном одеяле. Это выглядело так, как будто он проспал в постели, по крайней мере, часть ночи.
В конце коридора мужчины обнаружили закрытую, но незапертую дверь. Они осторожно вошли. На кровати напротив двери лежал труп Бонни Клаттер в белой ночной рубашке, пропитанной кровью.
Хендрикс позже рассказывал:
«Она тоже была связана, но по-другому, с вытянутыми вперед руками, так что казалось, будто она молилась. Веревка, обвивавшая ее запястья, спускалась к лодыжкам, которые были связаны вместе, затем спускалась к основанию кровати, где была привязана к ножке. Очень сложная, искусная работа. Ее застрелили в упор в висок. Ее глаза были открыты, широко открыты, как будто она все еще смотрела на убийцу. Потому что она, должно быть, видела, как он это делает — целится в неё».
Тем временем помощник шерифа нашел тела Кеньона и Мистера Клаттера. Кеньон, в синих джинсах и футболке, был связан таким же замысловатым способом, как и его мать, а затем привязан, как плененный бык, к кушетке, на которой он лежал. Его лицо было стерто выстрелом. Но, мистер Клаттер обнаруженный мертвым в котельной, казалось, пострадал больше всех. По внешнему виду, казалось, что он подвергался пыткам.
Рассказывает Хендрикс:
«Я бросил один взгляд на Мистера Клаттера, и мне было трудно посмотреть на него снова.
Я знал, что огнестрельная рана не дает столько крови. В него стреляли точно так же, как и в Кеньона, — оружие держали прямо перед его лицом, но его горло было перерезано. Рот у него был заклеен скотчем, скотч был обмотан вокруг головы. Он растянулся перед печью. Он лежал на большой картонной коробке, которая выглядела так, будто ее специально туда положили.
Вещь, которую я не мог выбросить из головы. Над головой находилась паровая труба, и к ней был привязан кусок верёвки. Очевидно, в какой-то момент Мистер Каттер был привязан там за руки».
Шериф по рации вышел в общий эфир, и вскоре дом наполнился полицейскими, врачами, помощниками, газетными репортерами и фотографами.
Полицейские отвели в сторонку мистера Стоуклейна, садовника, который рассказал, как только вчера днем разговаривал с детьми Клаттеров, что не видел в доме посторонних и не слышал ничего необычного за ночь. Заполненные силосные башни, которые стоят между его домом и домом Клаттеров, поглощают много шума, объяснил он, хотя сам был удивлен, что ни он, ни кто-либо из его семьи не слышал четырех выстрелов из дробовика.
Радиостанция «KIUL», вещавшая в прямом эфире через передатчик «Гарден-Сити», назвала это событие, — «трагедией невероятной и шокирующей без слов»…и без видимого мотива».
Одному человеку не хватило бы слов, чтобы описать то, что случилось с семьей Герберта Уильяма Клаттера. Официально, за неимением лучшего описания, Элвин Адамс Дьюи из бюро расследований Канзас-Сити (KBI) сказал:
«Безусловно, я видел плохие вещи. Но ничего более ужасного, чем это».
Дьюи в свои 47 лет был высоким, красивым и опытным более чем кто-либо. Годы проведённые в качестве блюстителя порядка, которые включали в себя должность шерифа округа Финни и специального агента Федерального бюро расследований в Новом Орлеане, Сан-Антонио, Денвере, Майами и Сан-Франциско, обострили его навыки.
Больше всего он любил Канзас.
KBI, штаб-квартира которого находилась в Топика, назначило его руководителем операций в юго-западном секторе штата, где он работал в Гарден-Сити. Размещенный на втором этаже старого здания суда, он не был из тех, кто прячется за столом из красного дерева за кипами документов. Он сделал своим делом знакомство с окружающими людьми, и одним из тех, кого он по-настоящему ценил — фактически, одним из его лучших друзей, — был Герберт Клаттер.
«Но», подчеркнул он, — «даже если бы я не был знаком с этой семьей, я бы не ощущал себя по-другому в связи с этим преступлением. Сколько бы времени это ни заняло, может быть, всю оставшуюся жизнь, я узнаю, что произошло в том доме, узнаю, кто и почему это сделал».
Дьюи работал над делом в Уичито, когда получил известие о Клаттерах. Сначала он в это не поверил, — о чем рассказал в специальном выпуске «Гарден-Сити Телеграм», вышедшем 25 лет спустя.
(После ночного наблюдения) я спал в отеле «Коммодор», когда телефон разбудил меня чуть позже десяти утра (15 ноября). Это была моя жена, Мари. Она сказала, что полицейский позвонил ей из воскресной школы, чтобы узнать, где я. Он сказал ей, что семья Клаттеров была застрелена (и) хочет, чтобы я немедленно прибыл на место преступления.
— Бонни и Херб Клаттер? Они же были там, в воскресной школе, не так ли?
— Разве ты не видела детей Клаттеров, когда оставляла наших в классах?
— Элвин, — дрожащим голосом произнесла Мари. — Они все мертвы! — Застрелены!
— Я проснулся.
На пресс-конференции в понедельник, 16 ноября, Дьюи объявил, что департамент шерифа округа попросил KBI вмешаться и что он сам возглавляет дело. Восемнадцать человек под его началом будут работать день и ночь, пока убийцы не предстанут перед судом. На сегодняшний день было известно, что преступник (и) убили семью между одиннадцатью вечера субботы и двумя часами ночи воскресенья. Это время было установлено коронером.
«Мы не знаем, кто из четырех (жертв) был главной целью, основной жертвой», — сказал он журналистам.
«Это могла быть Нэнси, или Кеньон, или кто-то из родителей. Некоторые говорят: — Ну, это, должно быть, мистер Клаттер. Из-за того, что ему перерезали горло, и он пострадал больше всех. Но это лишь теория, а не факт. Было бы лучше, если бы мы знали, в каком порядке погибла семья, но коронер не может это определить».
Дьюи предположил, что убийц было двое. Его друг Херб Клаттер, по его словам, не был робкой фиалкой, он был из тех, кто сражается за свои права и будет сражаться за свою семью до последнего. Он был в прекрасной физической форме и устроил бы ад любому, кто попытался бы физически подчинить его.
Парень, которого он знал, ни за что не позволил бы себя схватить и связать — за исключением обстоятельств, когда у него не было бы выбора, например, если у нападавшего был сообщник, который приставил дробовик к его голове.
Был ещё вопрос: — Как могли два человека одновременно достичь одинакового уровня психопатической ярости, необходимой для совершения столь жестокого преступления? Сама идея была пугающей.
Не отвечая на вопросы, Дьюи завершил конференцию резким заявлением.
«Все, что я знаю, это то, что кое-кому лучше быть начеку».
Угроза казалась личной. Он хотел, чтобы это прозвучало именно так.
