Не славные ублюдки
Ричард Хикок и Перри Смит, два уродливых бродяги, ухмыляющиеся и беззаботные. Они были в предвкушении рождественских праздников, которые планировали провести в Майами. Их манила дорога, в конце которой были солнце, морской бриз и острые ощущения.
Они не оставили никаких следов своего пребывания там, за исключением кровавого хаоса в доме Клаттеров, и это их веселило. Они смеялись над этим. — «Бедная Нэнси, эта девочка… когда-нибудь она сделала бы какого-нибудь парня ужасно счастливым! Ха-ха! Еще одна шутка!»
Ричард, — он предпочитал, чтоб его называли Диком, — был светловолосым, мускулистым и загорелым. Он курил, как дьявол, и любил демонстрировать татуировку в виде черепа со скрещенными костями на груди. На самом деле, на теле Дика было татуировок не меньше, чем у какого-нибудь циркового урода. Имена бывших жен и подруг в пылающих сердцах, обнаженные и в компрометирующих позах.
У него была дерзкая улыбка, которая, казалось, никогда не исчезала, даже когда он злился. Может быть, из-за этой улыбки, а может быть, из-за автомобильной аварии, которая когда-то сместила челюсть, его лицо казалось вечно не в ладах с самим собой, правая сторона было несимметрична левой. Но это не имело значения, потому что Перри говорил, что у него красивая улыбка.
Перри, наполовину индеец, был противоположностью Ричарда. Он был ростом пять футов четыре дюйма (= 162.5 см), смуглый и он постоянно хмурился, даже когда был счастлив. Он был низкорослым, из-за аварии на мотоцикле его ноги были скрюченными. Его осанка напоминала нечто среднее между сидячей и стоячей позой, и он был весьма неуклюжим.
У него тоже были татуировки, многие из них скрывали шрамы. Его любимой татуировкой был тигр, изогнутый, как и он сам, готовый к прыжку.
После аварии кости в ногах так и не зажили. Он глотал аспирин так же часто, как Хикок прикуривал сигареты, и это продолжалось непрерывно.
Убийства не были запланированы, они просто случились, они произошли вместе с безумным выбросом адреналина. На ферме Клаттеров не было ни денег, ни сейфа с наличными, о котором Дик слышал от своего бывшего сокамерника в тюрьме Лэнсинг. Поэтому они схватили все, что смогли, включая транзисторный приемник, который привлек их внимание, и теперь Ричард и Перри с окровавленными лапами бежали из Канзаса.
Весь конец ноября и большую часть декабря они, скитались по Мехико , потом в Акапулько (где познакомились с немцем по имени Отто, который, в свою очередь, познакомил их с самыми злачными районами города).
Потом они вернулись в Мехико, где немного подучили язык, и Перри выучил несколько новых песен по-испански. Он любил играть на гитаре. Куда бы они ни направлялись, он всегда брал с собой Гибсон.
С наступлением Нового года и перспективой того, что Канзасское бюро расследований потеряет их след навсегда, а может быть, даже и интерес к ним, парочка снова пересекла границу на своем Шевроле 1949 года.
Из Техаса они направились на восток, во Флориду. Они собирались провести Святки в Майами-Бич, где светит солнце. Пока дубы за лобовым стеклом превращались в кипарисы, а кипарисы в пальмы, Перри сидел рядом с водителем Диком Хикоком, и бренчал на гитаре, напевая голосом похожим на вибрато Хэнка Уильямса,
— «Твое обманчивое сердце выдаст тебя. Я плачу и плачу всю ночь напролет…..»
Заключённый Флойд Уэллс смотрел через решетку на сгущающиеся сумерки. Небо почти потемнело, но прожилки — цвета, который получается при смешивании пурпурного и черного, все еще царапали плоский горизонт.
За большим серым столом сидел начальник тюрьмы Лэнсинг. В кресле для гостей напротив стола сидел Элвин Дьюи и что-то записывал. Оба мужчины слушали, как Флойд рассказал свою историю.
В 1948 году ему было всего 19 лет, он уехал из дома и, путешествуя на товарных вагонах и автостопом, оказался в Канзасе. Находясь в поиске работы, он услышал, что человек по имени Герберт Клаттер нанимает рабочих на сезон для сбора урожая. Клаттер был богат и платил около десяти тысяч долларов в год, чтобы его предприятие работало бесперебойно.
Итак, он разыскал этого парня, был нанят сборщиком, и с ним обращались очень хорошо. Вся его семья была добра к нему. Клаттер дал Флойду крышу над головой, еду и подарил бумажник с премией в 50 долларов на Рождество. Он никогда не забывал эту доброту.
Что ж, пришла весна, и Уэллс снова отправился в путь. Он женился, развелся, служил в армии, а в июне 1959 года попал в неприятности, получив от трех до пяти лет в Лансинге за взлом и проникновение, сокращенно «B&E».
Примечание: «B&E» — аббревиатура, юридический термин, сокращение от англ. «Breaking and Entering», означает несанкционированное проникновение в собственность, обычно с целью грабежа или вандализма.
Его первый сокамерник, некто Ричард Юджин Хикок, непрерывно курил, был весь в татуировках, играл на гитаре. Как-то вечером они разговорились о том, что будут делать, когда выйдут на свободу.
Срок Хикока подходил к концу, условно — досрочное освобождение должно было состояться в следующем месяце, в августе. Хикок заговорил о том, чтобы встретиться со своим приятелем, неким Перри Смитом, которого выпустили из той же дыры всего пару недель назад.
— Я точно не помню, когда впервые упомянули Мистера Клаттера, — сказал Уэллс.
— Должно быть, когда мы обсуждали работу. Как бы то ни было, я рассказал ему, как работал на крупной пшеничной ферме в западном Канзасе. Дик хотел знать, богат ли Мистер Клаттер.
— Да, ответил я.
С этого момента Дик не переставал расспрашивать меня о семье. Сколько их было? Сколько сейчас детям? Как попасть в дом? Как он был устроен? Был ли у мистера Клаттера сейф?
Не стану отрицать, я рассказал ему….
Потом Дик заговорил об убийстве Мистера Клаттера.
Глаза Дьюи и начальника тюрьмы встретились. Первый кивнул. Дьюи отложил ручку и стал внимательно слушать.
— Продолжайте, Флойд, — подтолкнул он.
— Ну…он сказал, что он и его друг Перри собираются пойти туда и ограбить это место, продолжал заключенный. И убить всех свидетелей, — Клаттеров и всех, кто окажется поблизости. Он описывал мне дюжину раз, как он собирался это сделать, как он и Перри собирались связать этих людей и застрелить их.
— Я ни на минуту не поверил в то, что он действительно собирается это сделать. Я думал, это просто пустой трёп, который можно часто услышать здесь, в Лэнсинге.
— Никто не примет это всерьез. Вот почему, когда я услышал по радио, как убили Клаттеров, я не поверил своим ушам. И все же это случилось. Это случилось в точности, так как рассказывал об этом Дик. Так же как Дик планировал это сделать.
В комнате воцарилась тишина. Последние слова Уэллса повисли в воздухе. Дьюи согнулся в кресле, уперев локти в колени, и на его лице отразилось облегчение.
Он благодарил Бога за эту удачу, потому что он и его детективы опросили (как они думали) всех, кто когда-либо работал на Клаттеров.
Кроме одного человека, — Флойда Уэллса. Наконец, детектив откашлялся.
— Что заставило тебя рассказать нам все это, Флойд?
Уэллсу не нужно было время, чтобы подумать над этим.
— Меня это мучило. Это больше, чем вознаграждение, которое вы предлагаете. Ничто не стоит того, чтобы рисковать. Другие заключённые могут узнать, что я проболтался. Заключенные не говорят друг о друге, это своего рода кодекс и, ну…если кто-то узнает, моя жизнь не будет стоить мертвого койота, не так ли?
— Но мой друг, он католик, вроде как религиозный, когда я рассказал ему о том, что знаю, он убедил меня поговорить с кем-нибудь. Мне было страшно, мне и сейчас страшно, но я помню Мистера Клаттера и тот маленький бумажник с 50 долларами внутри.
Это много для меня значило.
Дьюи сумел составить краткие биографические очерки о двух беглецах, опираясь на то, что удалось выяснить из других источников, включая родственников и правоохранительные органы.
