— Я не понимаю… она покачала головой, но боялась даже подумать, что он имел в виду на самом деле.

— Уже за полночь.

— Так кто сказал, что двое людей, которые только что занимались любовью, не могут пойти на приятный романтический пикник ночью?
Он хихикнул и поднял ее за связанные запястья на ноги. Было больно, но он не обращал внимания на ее стоны.

— Я развяжу тебя, если ты пообещаешь не кричать и не убегать.

— Обещаю, — холодно ответила она.

— Хорошо, — сказал он, разматывая веревку, — тогда одевайся.

Меркадо мгновенно стала одеваться, не зная точно, что ее ждет. Пикник? Она не задавала вопросов, а только надеялась, что как бы там ни было, она сможет остаться живой.
Тем временем ее мозг лихорадочно пытался подавить панику. Время от времени, она даже подмигивала ему.
Наблюдая, как она одевается, Глатман с пистолетом в руке сидел, откинувшись на спинку стула, и размышлял.

Эти фальшивые улыбочки, попытка умаслить меня, думал он. Он знал, что ее уловка не сработает. Тем не менее, он почувствовал жалость к ней. Он не хотел убивать ее, но…ну, забудь пока об этом. Сначала нужно было сделать фотографии. Его камера была в машине, и он собирался сделать с ней то, что он и с … остальными: — отвезти ее в свое любимое место за городом и снять несколько (как он любил называть) «сувениров» на память о прошедшей ночи. Он зашел слишком далеко с этой Меркадо, чтобы просто уйти без настоящей награды.

Когда она была уже одета, он снова связал ей запястья. Направив ее к входной двери, он накинул ей на плечи пальто, чтобы скрыть веревки, удерживающих ее запястья. Одновременно он накинул свой плащ на сгиб руки, в которой держал пистолет. Она прошла перед ним и, следуя его указаниям, направилась к его машине, потрепанному черному «Доджу-Корнет», которому было несколько лет и который был так же непривлекателен, как и ее похититель.

Скользнув внутрь машины, она заметила дорогую видеокамеру «Rolleicord», лежащую на заднем сиденье, вместе с некоторыми сопутствующими принадлежностями.
-Мы будем фотографировать?- обратилась она к нему, пока он искал нужный ключ на перегруженной связке ключей. Глядя на нее, он ухмыльнулся, кивнул, включил зажигание, а затем нажал на акселератор. Драндулет с визгом выехал с Пико-стрит, повернул на юг, потом прямо туда, куда она и предполагала, — на шоссе Санта-Ана.

-У вас есть студия?- Меркадо, казалось, снова обрела дар речи. И снова он просто кивнул. Все это время он держал пистолет на коленях. Через округ Ориндж «Додж» катил до тех пор, пока не выехал на прибрежное шоссе сразу за Сан-Хуан-Капистрано.

В Оушенсайде он повернул машину на восток, а затем в пустыню. К тому времени солнце уже склонилось над горизонтом, а прогретая им песчаная поверхность отдавала невыносимый жар. Но это не беспокоило Глатмана. Он нашел место для парковки, место, которое считал отдаленным, где он мог делать то, что хотел. Место, — где Дорожный Патруль Калифорнии ему не помешает.

Он снова изнасиловал ее, затем сфотографировал ее в различных позах, требуя, чтобы она позировала более «открыточно» с каждым щелчком затвора. День клонился к закату, и он понял, что наступило неизбежное. Позже он скажет полиции, что не хотел ее убивать. На самом деле, он не хотел убивать никого из них, особенно эту Рохас, которая нравилась ему больше всего.

По крайней мере, она пыталась улыбаться, — но ничего другого она не могла. После изнасилования и похищения он не мог ее отпустить.

Рут Меркадо, должно быть, поняла, что ее надежды остаться живой рухнули. Потом она почувствовала, что он нависает над ней. Она открыла глаза и увидела, как он связывает ее лодыжки. Прежде чем она успела задать вопрос, он накинул ей на шею еще одну петлю из пеньки и перевернул ее на живот. Он встал на колени, упираясь ей в спину, одновременно связывая все концы вместе. Она не могла дышать. Пока она боролась, он дернул за веревку, чтобы удержать ее на месте. Одно окончательное движение и она перестала сопротивляться.

Раздев ее до нижнего белья, он снял еще пару фотографий. Затем он перекатил тело туда, где обильно рос мескит и где она скоро станет пищей для койотов. Упаковав фотоаппарат, треногу, веревки и одеяло. Он был доволен собой.

Что ж…ему было немного жаль её, но…что Дорис Дэй пела в той песне? – «что будет, то будет». Он ещё раз обернулся, чтобы посмотреть на мёртвое тело. Всё, что было, больше не имело для него значения.

Теперь он направлялся домой, в свою темную комнату, где она была вечно живой, застывшей на пленке.